Позывные ...нашей общей профессии
- Подробности
- Категория: Человек и его дело
- Опубликовано 30.10.2019 10:10
- Просмотров: 398
...Порою, когда охватывает душу минорное настроение, или ветер времени по-осеннему гудит за окном, мне вспоминаются лица, глаза, голоса людей, оставивших в памяти моей и в сердце теплый, по-отечески родной след, еле уловимый оттиск которого помогает не впасть в уныние и заново открыть для себя утраченный смысл.
Вот и сегодня я отчетливо представляю тот морозный январский вечер 1998 года, когда мне посчастливилось брать интервью, а вернее, несколько часов кряду по-человечески доверительно беседовать со своим старшим коллегой, отдавшим районной газете почти полвека. В тот период Иван Дмитриевич Трубников уже не работал в редакции, но бывших журналистов (как и бывших врачей, учителей, священников) не бывает — просто, следуя законам бытия, они меняют тишь своих кабинетов на одиночество тесных комнат. С этим человеком я познакомилась почти сразу, едва переступив порог редакции газеты «Нива». Помню, как красивый пожилой мужчина, с приветливым взглядом больших карих глаз, часто приходил к нам, подолгу засиживался у своих соратников по газетному цеху, ненавязчиво давал рекомендации молодым сотрудникам. Интеллигентность и поразительная природная скромность делали Ивана Дмитриевича еще более притягательным. К тому моменту я уже прочла захватывающую повесть Владимира Шиманского «Позывные наших сердец», рассказывающую о боевом пути радистов в годы Великой Отечественной. Именно в этой книге для меня впервые прозвучало имя И.Д. Трубникова, который был одним из главных героев реальных событий, отображенных впоследствии его боевым командиром.
Война застала Ивана учащимся Воронежского техникума железнодорожного транспорта, куда он поступил после окончания семи классов своей родной Нижнегуровской школы. В это учебное заведение простого сельского паренька приняли без экзаменов, т.к. у него была похвальная грамота, свидетельствующая об успехах в постижении учебных дисциплин. Без труда Трубников справился и с новой программой, а вскоре его избрали членом профкома и даже предоставили возможность подработать на лишний кусок хлеба к тому полупустому пшенному супу, которым кормили ребят в местной столовой. Вместе с напарником Иван устроился в котельную, где все ночи напролет они поддерживали огонь пяти больших печей. Как и все его сверстники в ту пору, парень рвался на фронт. Но только в 42-м, после прохождения трехмесячных курсов радистов, его отправили под Тамбов: там получала новую технику 116-я танковая бригада. Боевое крещение Трубников принял на Украине, где некогда раздольные сады и пашни представляли собой лишь голую, выжженную степь. Тяжелейшие бои кипели буквально за каждую пядь, но сражение за город Александрию стало для Ивана Дмитриевича одной из самых памятных страниц. Дважды переходил из рук в руки этот городок, оплаченный ценой тысяч жизней наших солдат. На глазах Ивана был тяжело ранен его друг, радист Василий Федоров. Здесь танкисты 116-й впервые встретились с немецкими «Тиграми» - мощными боевыми машинами противника. За беспримерное мужество и ряд проведенных удачных операций танковый корпус, где служил Трубников, стал называться Александрийским, а наш земляк получил свою первую награду — медаль «За отвагу». Но потери боевых товарищей, неизменные спутники ратного дела, опустошали душу и потрясали сознание... Сражаясь на втором Украинском фронте, Иван на личном примере узнал страшную правду войны. Ему довелось видеть сожженные до тла (вместе с жителями) мирные селения, пришлось хоронить многих своих однополчан, среди которых были закаленные невзгодами мужчины, делившие с ним, кшенским парнем, суглинки окопов, место на танковой броне, открывающееся поле битвы — сквозь прорезь башни... Даже спустя десятилетия с горечью говорил мой собеседник о гибели друзей: Миши Травникова и Миши Малахова, о том, как в первом же бою смертельно ранило напарника по рации Васю Евтушенко. Глубокие рейды в тыл врага, достигавшие порой десятков километров, с риском не вернуться обратно, приказ командования, строго подлежащий к исполнению, воинский долг, совпадающий с позывными солдатского сердца... В суровых фронтовых буднях Иван Трубников превращался из чувствительного юноши в бывалого воина, которого не могли сломить даже неудачи и отступления. «Однажды ночью, — делился он, — нам удалось захватить немецкий аэродром: прямо по хвостам стоявших самолетов пронеслись наши танки. Но утром пришлось отступить — враг опомнился. Завязался бой. Бригада понесла большие потери». В 1944 году Ивана перевели во взвод разведки в составе 65-й армии второго Белорусского фронта. Впереди была Польша. Снова рейды на танках, бронетранспортерах на территорию, занятую фашистами. Каждую ночь — разведвыходы, радиопередачи. ...Никогда да и в то жестокое время, тем более, русские солдаты не делили землю на свою и чужую. За польские города: Млаву, Хойницу, Гданьск сражались они с неменьшей самоотверженностью, чем за Москву, за Курск... , и гибли так же. Один из боев под Млавой унес жизни сразу двух командиров танковых батальонов — майоров Брика и Лагутина, а начальник связи Шиманский был тяжело ранен. За проведенную здесь боевую операцию многие соратники Трубникова получили награды, в том числе и Иван — орден Красной Звезды, являвшийся особым знаком отличия, которого удостаивались самые бесстрашные воины! Как рассказал позднее мой герой, этот орден — память о глубоком разведрейде танкистов в тыл врага, когда наши машины, возвращаясь, попали даже под пулеметный обстрел ...советских штурмовиков. Хорошо, что Трубников быстро связался по рации со штабом полка: прицельный огонь был отменен. Не менее дорогой стала для Ивана Дмитриевича и медаль «За взятие Кенигсберга» — за участие в боях в Восточной Пруссии, когда наконец подводилась финальная черта под кровавым историческим полотном Второй мировой войны. Весть о капитуляции фашистской Германии наш земляк и его фронтовые товарищи получили в Восточной Померании, в городе Плау, в победном мае 45-го. Не верилось им тогда, что удалось выйти живыми-невредимыми из кромешного ада, поглотившего десятки миллионов людей! Вначале публикации я оговорилась, что наш разговор состоялся в конце девяностых, когда политическая арена России была обременена еще одной горячей точкой — Чечней. Сравнивая события прошлого и настоящего, мой собеседник выглядел расстроенным: «Наша армия всегда считалась армией-освободительницей и таковой была. Это не пустые слова — они освящены кровью павших, — рассуждал Иван Дмитриевич, — мне больно за нынешних солдат, за убитых неопытных мальчишек, за авторитет России! Хотя не секрет, что в аналогичном положении наша страна была и в сороковых годах, когда мы оказались в изоляции. Да еще и тот нелепый договор с Гитлером. ...Предательство не в характере нашего народа. Русский солдат во все времена оставался благородным и честным — даже с врагом! Я видел тому примеры. Видел, как пленный немецкий генерал дарил свои именные командирские часы нашим танкистам — в знак благодарности за то, что они отдали свои теплые вещи его жене и маленькой дочери.». ...После демобилизации, 25 декабря 1945 года, Иван Трубников оказался в Донецке, работал на углеобогатительной фабрике заместителем начальника цеха. И все вроде бы ладилось: зарплата по тем тяжелым временам считалась неплохой, были перспективы повышения в должности, но наш герой однажды и навсегда прирос душой к местам своего детства. Несмотря на то, что после войны Курская область еще долго не могла стать на ноги и действительно была нищим краем, здесь бывшему солдату оказалось все-таки легче переносить невзгоды. В августе 47-го Трубников приехал в поселок Кшенский. Даже потом, спустя полвека, Иван Дмитриевич не мог понять наверняка: он ли тогда выбрал себе судьбу, или она сама нашла его, уставшего сердцем от фронтовых дорог, от кровавых эпизодов увиденного и пережитого. Вот этим тянущим бременем памяти ему и хотелось поделиться с кем-то, высказать, ничего не тая... Наверное, потому свою новую работу в редакции местной районной газеты «Советская правда» Иван Трубников воспринял как открывшуюся для него возможность говорить с людьми. Однако реализовать себя в полной мере новому литсотруднику оказалось не так-то просто: цензура и политический заказ были для журналистов тех лет негласными рамками, выход за которые жестко пресекался. «Сколько раз я спрашивал себя, — признавался Иван Дмитриевич, — а был ли я настоящим журналистом? И иногда не находил ответа. Подчас мне не хватало бесстрашия, как и всем, в то, морально сложное, время. Ведь существовавшая власть категорически не допускала инакомыслия и, тем более, публичных выступлений в газете. Это я почувствовал после нескольких неудачных попыток. А прежде мне виделись свои материалы как доверительные беседы с читателем, основанные на глубоком анализе действительности. Но, увы! Все, что мне удалось тогда из задуманного, это писать о людях, заслуживающих внимания и почета. Работа над такими публикациями доставляла мне неподдельную радость, помогала не замечать несправедливость». Помню, как эта последняя произнесенная фраза заставила моего героя ненадолго примолкнуть. Взгляд его вдруг сделался каким-то отрешенно-суровым: он вспомнил трагическую участь своего отца... Участник Первой мировой войны, потом железнодорожник, глава многодетной семьи, он пострадал из-за чувства собственного достоинства, мужицкой чести. Именно эти качества новая власть посчитала тогда преступлением перед советским строем. В результате — арест, долгие допросы, лагерь, скоропостижная смерть. «Знаю одно, — подытожил свои воспоминания мой собеседник,— в мирной жизни человеку требуется не меньше мужества, чем на войне! А журналисту оно необходимо постоянно — чтобы суметь отстоять свой материал, защитить его от нападок сильных мира сего». На прощание, что меня особенно удивило, мой старший товарищ неожиданно прочитал мне свои стихи, полные непримиримости со злом, полные честного и доброго взгляда на мир. Сейчас искренне жалею: почему бы их тогда взять и ни записать?! ...С должности литературного сотрудника ровно через год Ивана Дмитриевича перевели на место ответственного секретаря газеты, а вскоре он стал заместителем главного редактора. В конце пятидесятых поступил в Воронежский университет на филологический факультет (отделение журналистики). Его очень любили кшенцы — за открытость и мягкость, за щедрую и чистую душу. В 2002-м проводить его в последний путь собрался едва ли не весь поселок: низенький домик сельского типа с трудом вмещал всех желающих проститься со скромным журналистом районной газеты. С тех пор прошло уже почти два десятилетия. В редакцию приходит новое поколение, которое с позиции совершенно иной, стремительной, информационно одержимой, эпохи смотрит на действительность и на свою профессию. Так пусть же в своем стремлении к вершинам оно всегда помнит о тех, кто проложил для него этот яркий, интересный путь, кто отстоял саму возможность — быть, творить, говорить и писать на родном языке! ...Кто сменил солдатскую шинель и винтовку на блокнот журналиста. Они ушли. Но и там, в иных измерениях мироздания, они благословляют нас ...жить по совести! Оксана Полунина
